Александра Карповна, 1932 -2017 гг., Волгоградская обл.
Победили не только солдаты, победили все – и женщины, и дети…
С течением войны оставалось всё больше вдов и незамужних невест - считается, что они не участвовали ни в чём. Да эти женщины вынесли на себе всё – и пахали верёвками, плуги таскали, и мешки носили и окопы копали. Их нельзя забыть…
С молодых женщин, не имеющих детей, брали налог за бездетность. А где она его возьмет – ребенка? Ведь это был позор – родить без мужа.
Хотя мне было 10 лет, когда пришли немцы, но я видела то, что не видели многие взрослые за свою жизнь. И когда я выросла и у меня уже должны были появиться свои дети, я очень боялась, чтобы им не досталось также как мне… Но отец-фронтовик меня успокаивал: «Что ты, доченька, мы так фашистам дали, что они сто лет голову не поднимут!».
Осенью 42-го, когда наши отступали, они проходили через наше село. Дороги развезло, лошади не могли тянуть орудия и наши солдаты из последних сил тянули обозы. К нам в хату на ночлег определили несколько солдат, они падали замертво и тут же засыпали. А мама ночью перестирывала им портянки и сушила на печке.
Командир сказал: «Тётя, возьмите муки, сала». Но мать отказалась: «У меня тоже муж на фронте. И у нас пока всё есть». Но тот настаивал: «Нас всё равно немцы догонят… А у вас шестеро детей».
И вот наши обозы кончились… Наступила тишина.
Нам оставили раненого солдата, одежду военную мы его сожгли. Он был ранен в ногу, три пули там застряли. Мы его переодели в гражданскую одежду.
Вот и фашисты нагрянули в село.
- Матка, русский солдат есть?!
И одна женщина из нашего села показала на наш дом… Нашу хату окружили немцы, нагнали свою технику.
- Кто это?! – показывают на лежащего без сознания мужчину на кровати.
- Это мой сын. Он скот гонял и простыл и теперь вот в горячке лежит… - сказала мама.
Не знаю почему, но немцы не стали пристально разбираться и ушли. Может, потому что солдат очень уж молоденький был, как подросток.
И мама варила ему какую-то мазь (чтобы рана не затягивалась) и пули через две недели вышли. Я теперь очень жалею, что не узнала состав этой мази.
И солдат этот выздоровел. Звали его Сережей и он ушел пробираться к своим.
Ваню, моего старшего брата, и еще шестерых ребят-комсомольцев немцы расстреляли. Мама не выдержала и к утру следующего дня умерла… Нас осталось пятеро детей.
Немцы занимали жилые хаты, а нас выгнали в сараи, нас набивалось по 70 человек. Но были и «человечные» немцы – их врач лечил некоторых наших детей, кто-то угощал салом (правда, из нашего скота).
Средний брат Лёшка колол немцам дрова и они отдавали ему объедки с кухни. А однажды к нам в село привезли множество убитых немцев, хоронить (видимо, в ходе Сталинградской битвы). И немцы со злости били ногами нашего Лёшку просто за то, что он русский…
И когда немцев погнали за Волгу и через наше село шли красноармейцы, то «наш» лейтенант Сережа, которого мы выходили, попросился идти через наш дом. Как же мы его обнимали! Он говорил: «Я вас никогда не забуду!».
Когда мы пришли из оккупации в свою деревню, то увидели пожженные хаты, бурьян, поля в воронках от бомб. Это был конец июля. Ни жилья, ни хлеба.
Речка оказалась запружена нашими убитыми солдатами (немцы своих прибрали). И речка пошла в разные стороны из-за этого. И когда мы хоронили наших солдат, то из множества бойцов только у шестерых оказались документы и мы смогли сообщить их родственникам.
А сколько минных полей немцы оставили! Вроде наши очистили всё, но то коровы подорвутся (а это были единственные кормилицы), то люди…
Вот уже и пахать можно (на веревках) и вдруг – о,чудо!- нам прислали первый трактор. Радости не было предела! И он на пашне подорвался на мине…
В лесах у нас были сёла, куда немцы боялись идти из-за партизан. И люди там жили по-лучше, чем мы после оккупации. И мы с братом Егором ходили туда просить картошку на семена. Кто даст 2-3 штуки, кто не даст ничего… И Егор вдруг расплакался: «Я не буду больше просить! Люди меня стыдят – такой большой, а ходишь, попрошайничаешь…» . И вот уже сколько лет прошло после войны, а я лучше суп «из топора» сварю, но не могу у других что-то попросить… И люди всегда считали меня «богачкой», будто у меня всегда деньги были, что я ни у кого взаймы не просила. А я не могу…
Сейчас детей берегут от работы, а нас всех детей после сбора урожая отправляли на поля подбирать колоски, чтобы ни одно зернышко не пропало. И если где-то мы набивали шишки, падали, расшибались до шрамов, то порой даже не говорили старшим, а работали дальше.
Брату моему (16 лет) пришлось носить сырые дубы из леса. Сделали хату, как кузницу, с плоской крышей. Окна малюсенькие из осколков стекла. А печку из чего сложить? Собирали осколки кирпичей, размером с яйцо и кое-как глиной их закрепляли. Дверь сделали из соломы.
Собирали щавель. До сих пор говорю: «Если дождались марта, то от голода не умрем, щавель спасет». И я удивляюсь, как я дожила до своих лет (85 лет), наверно, травы много ела.
И когда мы детьми ходили по щавель, я видела на поле множество военных тетрадей, видимо, журналы боевых действий наших частей – долго они там валялись, заливало их дождями, засыпало землей и никому не было до них дела. Если бы мы приберегли их – сколько бы ценной информации мы могли бы узнать из них… Но мы даже не думали об этом.
Я благодарна Богу, что не ожесточилась. Дети у меня хорошие, не последние люди. И я очень переживала за своих внуков, чтобы они выросли трудягами. Не нужно гнаться за богатством, а чтобы труд приносил благо в дом.
Поссорились в семье – один помолчи. Но не молчи всю дорогу – завтра скажи: «Ты меня обидел/обидела, ты тут была не права». Но во время ссоры – один помолчи.
И часто повторяю: «Из терпения розы вырастают».
